http://culturalstudy.pstu.ru/                                                                                                          Комсомольский проспект, 29, ауд. 405, к.А.
Учебная
работа
Научная
работа
Наши защиты Конференции Проф-
ориентация
школьников
ФДОТ Расписание
Центр
социальных
технологий
Наши путешествия Инновационная
деятельность
Отзывы на
наши работы
История
кафедры
Монографии
Проекты

Национальный вопрос в городском сообществе. Социокультурные характеристики межнациональных отношений в большом уральском городе на исходе XX века.

Вступление.

            В последнее десятилетие в отечественной литературе активно обсуждаются проблемы межнациональных отношений. Такое внимание к ним далеко не случайно.
            Прежде всего, следовало бы напомнить, что в советское время эту тему практически табуировали. В Институте социологии АН СССР работало подразделение, ориентированное на изучение национальной проблематики, однако результаты его исследований не предназначались научной общественности. В действительности, они были засекречены. Для публикаций использовалась формула «новой исторической общности», для которой давно не актуален старый национальный вопрос. Можно предположить, что власти выбрали тактику замалчивания национальных проблем по вполне основательным причинам. Степень напряженности в этой области социальной жизни казалась наибольшей. Хрупкость национального мира в СССР не была тайной для власть имущих. Фактически все оппозиционные движения в союзных и даже автономных республиках принимали национальную антирусскую окраску. Призрак национализма, воспользуемся старой метафорой, бродил по Советскому Союзу. «Эту идеологию – чувство, – писал о нем в 1975 г. критик режима А. Амальрик, – можно назвать "пассивно-взрывной", поскольку сквозь пассивное принятие действительности и желание просто "жить" она вдруг прорывается внезапными вспышками…»1. От национализма исходила реальная угроза системе. В такой ситуации власть предлагала обществу определенную модель политкорректного вербального поведения, согласно которой национальные темы считались неприличными для обсуждения, в том числе и на страницах печати. Таков был лейтмотив идеологической политики, оказавшей существенное влияние на установки значительной части городского населения. Заметим, что и в кадровой, и в военной политике действовали иные правила.
            Массовый поток современных изданий, так или иначе связанных с национальной тематикой, можно считать в первом приближении реакцией на прежние цензурные запреты. Но только в первом приближении.
            Источником издательского бума являются потребности населения в такой литературе. Потребности эти сугубо разные.
            Специалисты в области гуманитарных наук восполняют дефицит знаний, обусловленный принудительной изоляцией от европейской общественной мысли. Для них переводятся и продаются книги Э. Хобсбаума и Э. Геллнера, О. Бауэра и К. Реннера, Г. Кона и Ф. Риггса. К ним обращаются Н. Лебедева и Т. Стефаненко, Ю. Арутюнян и Л. Дробижева, В. Тишков и М. Крю-ков. Заметим, однако, что круг потребителей серьезных трудов в области национальных отношений узок. Сообщество интеллигентных читателей, сложившееся в нашей стране в 60–80-е гг., переживает полосу распада. Складывается парадоксальная ситуация. Для той части бывшей советской интеллигенции, которая заняла статусные позиции в новых экономических и политических общественных структурах, прежние интеллигентные формы общения утратили свою притягательность и доступность. Другая, более многочисленная часть интеллигенции, потерявшая и прежнее положение, и возможности, с ним связанные, не в состоянии воспроизводить ранее освоенные модели поведения. Интеллигентная социокультурная среда, теряющая свою престижность, не может сохранить сложившейся культуры чтения2. Этот процесс, настолько же неизбежный, насколько и разрушительный, воздействует на всю культурную среду, в том числе и на политическую.
            Люди политики не могут игнорировать этническую составляющую жизненного мира собственных избирателей. Им требуется информация, характеризующая содержание и уровень национальных проблем в рамках определенной территории: области или города. Такие знания необходимы и для выдвижения лозунгов, способных мобилизовать население на выборы, и для выработки административных решений после победы. В первом случае наиболее полезны тексты, которые с большей или с меньшей степенью адекватности воспроизводят сложившиеся национальные стереотипы. Заметим, что в избирательных кампаниях наши политтехнологи равняются на самые слабые, самые необразованные слои населения. Для них и конструируются слоганы, в какой-то мере соответствующие намерениям и ориентациям самих политиков. Тексты, из которых они берутся, по определению, более образны, более символичны, более суггестивны, нежели научные труды профессиональных исследователей. Они задевают душевные струны не только избирателей, но и самих политиков, исповедующих те же самые ценности в схожих культурных формах.
            Во втором случае возникает потребность в текстах, содержащих научный анализ проблемы. Эта потребность выражена значительно слабее: во-первых, из-за укоренившейся традиции управлять населением в соответствии с бюрократическим опытом и существующими инструкциями, во-вторых, из-за амбиций, свойственных представителям нового восходящего класса, в-третьих, из-за неумения работать с серьезной книгой. Правда, таких книг не так уж и много. Можно согласиться с диагнозом В. Тишкова, признанного нашего специалиста в области межнациональных отношений: «В отношении этнического фактора мы остаемся интеллектуально беспомощными. А то, что сделали, – напереиздавали и забили книжные полки устаревшими или изначально паранаучными книгами о нации, этносе и этнопсихологии (Н. Бердяев, Г. Шпет, С. Широкогоров, Л. Гумилев и другие) и насочиняли новые, но изложенные старым и беспомощным языком тексты по поводу этноса как демиурга социальной жизни и индивидуальной судьбы»3. Политику в такой ситуации трудно сделать выбор. Он вынужден ориентироваться на звучные фамилии, что называется, плыть по течению.
            Есть и иная причина, связанная с необходимостью отстаивать выбранную политику и перед федеральным центром, и перед возможными конкурентами. Для политической самозащиты необходимы не научные исследования проблемы, но труды совершенно иного рода.
            В. Тишков в этой связи указывает на распространенность в политической среде бессмысленных категорий, «которые порождают тупиковые стратегии»4.
            Если же люди политики все-таки формируют заказ на научную литературу по национальным вопросам, то они выбирают однозначные описывающие местные тексты, которые могут быть прямо и непосредственно использованы в административной практике. Эти тексты должны давать ясные и вразумительные ответы на вопрос, что и как делать при тех или иных межнациональных коллизиях.
            Основной спрос на литературу по национальным проблемам складывается в толще городского населения.
            В условиях крушения социалистических общественных институтов современный человек нуждается в иной социальной опоре. Все или почти все его статусные достижения подверглись девальвации. Шкала престижа кардинальным образом поменялась. Формы презентации стерлись. Социальные сети, нейтрализующие последствия жизненных коллизий, разорвались. Связь с социальным миром или с его большими и влиятельными полусферами нарушилась. Механизмы социальной интеграции пришли в негодность. Новые учреждения большого и малого бизнеса этой функции не выполняют. Они лишены исторического обаяния, безличны и грубы. В таких условиях люди заключают себя в социальное пространство традиционалистского по своему происхождению треугольника, углами которого служат семья, конфессия, этничность.
            Идентификация себя с этносом, той или иной национальной группой, обеспечивает человеку столь необходимое ему чувство связи с другими людьми, близкими ему по общности происхождения. Тем самым изолированный индивид вновь получает социальный статус, волю к действию, готовые модели коллективного поведения5. Тот факт, что речь идет в конечном счете о воображаемом сообществе, не меняет дела. Напротив, для того, чтобы включиться в это сообщество, необходимы специальные усилия, направленные на восприятие и культивирование национальных ценностей и обычаев, преданий и обрядов. Б. Андерсон удачно назвал этот процесс созданием нового способа, «с помощью которого можно было бы осмысленно связать воедино братство, власть и время. И, наверное, ничто так не способствовало ускорению этого поиска и не делало его столь плодотворным, как печатный капитализм, открывший для быстро растущего числа людей возможность осознать самих себя и связать себя с другими людьми принципиально новыми способами»6.
            Иначе говоря, люди испытывают потребность в книгах, создающих новую национальную мифологию. Издатели, ориентирующиеся на прибыль, эти книги находят, заказывают, переводят и помещают на рынок. Литература мифа принадлежит к разным жанрам: сугубо сказочным, повествовательным, поэтическим и, в очень большой степени, паранаучным. Сциентистские формы общественного сознания укоренены в отечественной культуре, благодаря и ныне действующим механизмам всеобщего образования. Ссылки на авторитеты, результаты опытов, использование научных терминов, обращение к историческим и лингвистическим сюжетам, апелляция к ранее изданным текстам, силлогический характер изложения – вот формальные признаки паранаучной литературы. Ее содержание может быть разным, так же как и наполнение мифа. В любом случае национальный миф предполагает размежевание между «своими» и «чужими», идеализацию «своих» и убежденность в естественном порядке такого восприятия мира. Именно поэтому пользуются популярностью труды Л.Н. Гумилева, в которых этнос рассматривается как природное образование, не подверженное воздействию истории и культуры.
            Формирование новых национальных мифологий в нашей стране представляется нам культурным процессом, выражающим глубинные общественные потребности населения в самоидентификации и консолидации на основе этнической общности. Это своего рода реакция на социальную дезорганизацию, вызванную, с одной стороны, продолжающимся распадом и разложением институтов социалистического общества, а с другой, неоформленностью социальных институтов общества гражданского. И в этой связи представляется спорным мнение И. Мальгиной, что «в современной России идеология национализма (…) занимает сегодня маргинальное положение в обществе»7. Национальные мифы, на наш взгляд, напротив, становятся интегральной частью всех форм общественного сознания: публичного и частного, теоретического и повседневного, политического и художественного. Они воздействуют и на поведенческие стратегии граждан.
            Здесь наблюдается любопытный парадокс. Приобщение к национальным мифам является методом адаптации людей к новой динамичной, открытой, конфликтной реальности, способом примирения с нею, обнаружения благородных смыслов в повседневных поступках, не укорененных в общественном быте. В то же время национальный миф по своей природе консервативен. Он культивирует прошлое и апеллирует к традициям, сложившимся некогда в замкнутых, иерархично организованных аграрных обществах. Образ будущего в национальном мифе двойственен. Это либо апокалипсис, либо триумф. В первом случае это послание о несчастиях, ожидающих людей, которые отказались от своей самобытности. Во втором – рассказ о силе и величии традиций, возродивших народ для новой славы и побед. Тема прошлого доминирует в любом из предложенных вариантов. Будущее – это или славное прошлое, или прошлое отринутое и обесчещенное.
            Национальные мифы необходимы для модернизации общества. Они заново скрепляют разорванную социальную ткань, но их ресурсы ограничены закрытостью по отношению к новшествам, не имеющим прототипов или аналогов в национальном историческом наследии.
            Подведем некоторые предварительные итоги:
            1. Национальная тема в литературе есть, прежде всего, проявление глубинных социокультурных процессов в современном российском обществе. Их основное содержание определяется спонтанно определившейся потребностью людей в новой социальной идентификации, которая в настоящих условиях складывается в первую очередь на этнической основе. В такой ситуации литературные тексты выполняют, прежде всего, инструментальную функцию: они – вместе с электронными средствами массовой информации – выстраивают новую национальную мифологию, востребованную обществом.
            2. Процесс социальной идентификации в этнических формах влечет за собой повышение удельного веса межнациональных отношений в общей системе социальных связей. Общественные конфликты, с одной стороны, и консолидация новых социальных сил, с другой, если и не совершаются прямо и непосредственно в национальных формах, то, тем не менее, включают в себя обязательный национальный компонент. В то же время межнациональная напряженность хотя и не может быть редуцирована к хозяйственной конкуренции, но затрагивает самый широкий спектр экономических и социальных конфликтов, свойственных обществу первоначального накопления.
            3. Изучение межнациональных отношений социологическими методами наталкивается на ряд препятствий, в том числе и культурного плана. Общество, выстраивающее для себя мифологию, не нуждается в рациональных знаниях о себе самом. Это относится и к национальной тематике. Национальный миф является тем ключом, при помощи которого заказчик или читатель расшифровывает результаты конкретного социологического исследования. Мифология не знает оттенков. Сомнения ей чужды, так же как и рефлексия. В полярном мире есть добро, и есть зло. И социолог, не сумевший подкрепить миф сциентистскими аргументами, переходит в мир зла.
            Не следует удивляться поэтому, что в массе публикаций по национальной тематике социологические труды представлены весьма скудно. Издатели охотно печатают только теоретические монографии западных авторов, по языку и по сюжетам предельно удаленные от российских реалий. Это обстоятельство нисколько не умаляет их значимости для развития отечественной социологии, прежде всего, для формирования ее концептуального содержания. Можно согласиться с мнением А. Филиппова, утверждающего, что «развитая теоретико-социологическая аргументация есть только на Западе (в самом широком, идейном, а не географическом смысле слова)»8. Поэтому речь идет о западной этносоциологии.
            Другое дело, что освоение новых исследовательских парадигм в конечном счете предполагает их реализацию в конкретных полевых исследованиях. В противном случае они остаются лишь фактом книжной культуры, в лучшем случае – одним из компонентов профессионального тезауруса. Это уже не мало, но все-таки недостаточно.
            Социологические опросы, направленные на изучение национальных отношений, трудны тем, что в общении с гражданами социолог все время наталкивается на языковой барьер. В отечественной культуре за советский период сложились устойчивые нормы публичного обсуждения национальных сюжетов; эти нормы по своей жесткости и определенности могут быть сопоставлены только с правилами американской политкорректности. Есть устойчивые словосочетания, от которых не полагается отходить в официальной речи, есть запретные слова и выражения. Так, не принято употреблять некоторые этнонимы. Люди старшего поколения помнят слово «нацмен», которым представители различных этнических групп определяли свою национальность. В то же время в бытовой речи используется иной язык, более архаичный по своему происхождению, наполненный экспрессивными высказываниями о представителях своего и чужих народов. И когда респондент, прошедший советскую культурную школу, заполняет официальный документ (не будем забывать, что слово «анкета» для советского человека значит нечто большее, нежели опросный листок, применяемый социологами), то его высказывания укладываются в нормы политической корректности. Во всяком случае, он пытается их соблюдать. В итоге исследователь получает воспроизведенные в массовом порядке топосы – общие места, устойчивые официальные формулировки, которыми далеко не исчерпываются ориентиры и установки в сфере национальных отношений, присутствующие в изучаемом сообществе. Сбор первичной информации более эффективен методом глубокого интервью, в ходе которого собеседник социолога свободно и откровенно высказывается по предложенным темам. Такая процедура весьма дорогостоящая, и применять ее могут только хорошо подготовленные сотрудники.
            Тем не менее, отдельным социологам и целым группам удалось в последнее десятилетие преодолеть описанные выше препятствия и провести полноценные исследования национальных отношений. Так, Институт этнологии и антропологии РАН в рамках проекта «Этнические проблемы регионов России» совместно с лабораторией социологии Пермского государственного технического университета (ПГТУ) в середине 90-х гг. организовал серию этносоциальных исследований в Пермской области9. В эту серию входил также социологический анализ региональных национальных отношений в условиях перехода к рынку, проведенный в 1993 г. Исследовательская группа под научным руководством М.А. Слюсарянского выявила «особенности этнического самосознания и характер этнического поведения основных этнических групп региона, в том числе их отношение к культурно-национальной автономии, к появлению беженцев»10.
            Социологи диагностировали высокий удельный вес этнических стереотипов в регулировании межнациональных отношений, известную автономность национального самосознания, складывающегося вне видимой связи с экономическим сознанием и поведением, наконец, существенные различия в уровнях национального самосознания у отдельных этнических групп11.
            Социологи обратили внимание на то, что, «судя по полученным ответам чаще других сталкиваются с отрицательными факторами в сфере межнациональных отношений опрошенные в Соликамске и, особенно, в Перми. Среди них больше очевидцев не только недоброжелательных высказываний в адрес своей или других национальностей, но и неприязненного отношения к приезжим, межнациональных столкновений на рынке и улицах, нарушения прав человека из-за его национальности при устройстве на работу, назначения на руководящую должность»12.
            В 2000 г. другая исследовательская группа, представленная авторами настоящей монографии, вернулась к этой теме13.
            На первом этапе мы сосредоточили усилия на изучении межнациональных отношений в г. Перми. Мы исходили из того, что в системе современных общественных отношений доминируют отношения городские. Как тут не вспомнить старый тезис К. Маркса: «Новейшая история есть проникновение городских отношений в деревню»14. Далее, большой город представляет собой своеобразную социальную лабораторию. В нем фабрикуются новые культурные стили, проходят испытания образцы публичного и частного поведения, складываются и изменяются языковые нормы. Именно ситуация в г. Перми в известной перспективе в той или иной степени определяет характер изменения межнациональных отношений на территории региона. Все эти оговорки не случайны. Организация российского общества, в том числе и в культурной сфере, имеет сугубо централизованный характер. Существует иерархия территорий. Верхнее место занимает столица. Это означает, что население провинции в своих поступках и обычаях ориентируется на московские образцы, транслируемые центральным телевидением. Пермь – только передаточный механизм, не более, однако в ней столичные эталоны воспринимаются быстрее, объемнее и адекватнее, нежели в областной периферии.
            Мы учитывали также выводы наших предшественников о сравнительно высоком уровне межнациональной напряженности в г. Перми. Исследователи из лаборатории социологии ПГТУ обратили внимание на то, что национальные отношения в областном центре приобрели проблемный характер. В исследовании 1993 г. подчеркивалось, что межэтническая конфликтность обладает социальным содержанием, которое можно и нужно изучать социологическими методами. И хотя межнациональная напряженность проявляется преимущественно в латентных формах, время от времени обнаруживая себя в подстрекательских и оскорбительных надписях на фасадах домов, это не означает, однако, ни возможности ее спонтанного ослабления, ни консервации ее сегодняшнего состояния. В таких условиях мы посчитали своей задачей предложить региональной администрации материал, на основании которого можно точнее сориентироваться в социальной ситуации, проверить эффективность собственной национальной политики и обсудить с общественностью вопрос о том, какие меры были бы наиболее продуктивными для сближения позиций различных этнических групп, проживающих на территории г. Перми и области.
            Невозможно понять поведение людей, не выяснив тех культурных ориентаций, которыми они руководствуются в повседневной жизни. Именно поэтому мы уделили особое внимание культурному миру горожан: тем ценностям, нормам и стереотипам, при помощи которых они определяют свое место в межнациональном общении.
            Объектом измерения мы избрали городскую общность, которую по аналогии с воображаемым сообществом можно назвать сообществом реальным, но невидимым. «Город, – как справедливо заметил некогда польский культуролог М. Маликовский, – может представлять собой определенную целостность, хотя люди в нем не объединены никакой психологической связью»15. Исходя из этого, мы строили квотную выборку в соответствии с этнической структурой населения Перми.
            Для социологического опроса мы использовали метод глубокого интервью, избрав местом его проведения загородные участки, а временем – вторую половину июня: после окучивания картошки и перед сбором раннего урожая ягод.
            Мы ставили перед собой цель выявить социокультурное содержание межнациональных связей горожан: образ «другого», этническую самооценку, степень готовности к межнациональным контактам, способность понять и принять иные модели поведения. Мы планировали передать полученные результаты заказчику – соответствующему департаменту областной администрации – и перейти к изучению межнациональных отношений в малых и средних городах и поселках со смешанным населением, а затем продолжить исследование в национальных районах.
            Таков был наш замысел, который был реализован лишь частично. Все завершилось первым этапом. Его итоги мы предлагаем читателю.
            В основе книги – исследование, проведенное летом 2000 года. За прошедшее время мы опубликовали несколько работ, касающихся его замысла, организации и некоторых итогов16. В полном виде материалы исследования публикуются впервые. Это коллективный труд, в котором все разделы появились в результате длительных совместных усилий: споров, обсуждений, корректировок, критики и согласований. Поэтому мы не стали расписывать отдельные главы по авторам. Все мы вместе – и каждый в отдельности – берем на себя ответственность за полное содержание книги.
            Что получилось – решать читателю.


О. Лейбович
В. Стегний
А. Кабацков
О. Лысенко
Н. Шушкова

Примечания:
1. Амальрик А. Просуществует ли Советский Союз до 1984 года? Предисловие к третьему русскому изданию//Погружение в трясину. Анатомия застоя. М., 1991. С. 680.
2. См.: Гудков Л. Конец интеллигенции и массовое чтение//Русский журнал. 2000. 23 марта.
3. Тишков В. После многонациональности. Культурная мозаика и этническая политика в России //Знамя. 2003. № 3. С. 179.
4. См.: Тишков В. О нации и национализме. Полемические заметки //Свободная мысль. 1996. № 3. С. 32–34.
5. См.: Weber M. Wirtschaft und Gesellschaft. Tuebingen, 1985. S. 242.
6. Андерсон Б. Воображаемые сообщества. М., 2001. С. 59.
7. Мальгина И.В. Национализм как современный этап этнокультурной идентификации // Интернет-конференция «Историческая культурология: предмет и метод» на портале Auditorium: www.auditorium.ru.
8. Филиппов А. Еще одна попытка социологического просвещения //Социологическое обозрение. 2001. Т.1. № 1: www.sociologica.ru. С. 3.
9. См.: Этнические проблемы регионов России. Пермская область/Под ред. Н.А. Дубовой и Н.А. Популенко. М., 1998.
10. Там же. С. 134.
11. См.: Слюсарянский М.А., Разинская В.Д., Разинский Г.В., и др. Проблема национальных отношений в условиях перехода к рынку (региональные особенности) //Этнические проблемы… С. 131–173.
12. Там же. С. 163–164.
13. Проект 1993 г. не был завершен. Социологи не приступили ко второму этапу: к выяснению особенностей этнического сознания и поведения различных социальных и социально-демографических групп. Областная администрация, выступавшая в роли заказчика, прекратила финансирование. Заметим, что такая же судьба постигла и наш проект 2000 г.
14. Маркс К. Экономические рукописи 1857–1859 гг.//Маркс К. Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 46. Ч.1. С. 470.
15. Malikowski M. Miasto jaco calosc spoleczna i jaco grupa spoleczna //Kultura i spoleszenstwo. 1978. №.4. S. 153.
16. См.: Лейбович О.Л. Провинция и столица: историко-культурные заметки//Искусство Перми в культурном пространстве России. Век ХХ. Исследования и материалы. Пермь, 2000; Лейбович О.Л., Кабацков А.Н., Шушкова Н.В. Экономические факторы национальной идентификации: к постановке проблемы//Матер. межрег. науч.-практ. конф. «Полиэтничный регион – 2000. Взаимодействие национальных общественных объединений и СМИ с органами местного самоуправления как фактор формирования толерантности и культуры межнациональных отношений». Пермь, 2000; Они же. К проблеме исследования межнациональных отношений// Матер. науч.-практ. конф. «Фундаментальные ценности российской культуры и образования на рубеже веков». Пермь, 2000; Введение в этнологию: Учеб. пособие/Под ред. В.Л. Соболева. Пермь, 2001; Лейбович О.Л., Кабацков А.Н., Шушкова Н.В. В двух зеркалах: к вопросу о новой национальной идентификации в социальном пространстве большого города (по материалам конкретно-социологических исследований)//Образование и развитие многонационального государства в России: сущность, формы и значение: Матер. Российской науч. конф. (25-26 октября 2002 г.). Ч. 2. Элиста, 2002; Они же. Межнациональная толерантность в большом городе//Интернет-конференция «Культура "своя" и "чужая"». 2002. http://www.auditorium.ru/aud/v/index.php?a=vconf&c=getForm&r=thesisDesc&id_thesis=1604; Стегний В.Н. Изменения в социальном статусе молодежи современного общества//Молодежь в XXI веке. Трансформация российского общества и молодежная политика: Матер. городской молодежной науч.-практ. конф. Пермь, 2002; Он же. Представления личности о своем социальном будущем в условиях кризиса и переходного состояния общества//Вестник Прикамского социального института. Пермь, 2002. Вып. 2.; Он же. Формирование региональной политической элиты как социальный процесс// Матер. второй науч.-практ. конф. «Управление социальными процессами в регионах». Екатеринбург, 2002. Ч. 2.; Кабацков А.Н. Роль ТВ в формировании политического национального сознания (по материалам социологических исследований)//Политический альманах Прикамья. Пермь, 2002. Вып. 2.; Он же. Национальные движения в переходную эпоху//Переходные периоды в смене культурных эпох: Сб. статей межвуз. науч. конф. Пермь, 2001; Он же. Архетип «старшего брата» в национальном сознании//Матер. IV науч.-практ. конф. «Формирование гуманитарной среды и внеучебная работа в вузе, техникуме, школе». Пермь, 2001 Т. III.; Шушкова Н.В. Игра за кулисами: к характеристике культурно-компенсаторной национальной модели поведения//Матер. IV науч.-практ. конф. «Формирование гуманитарной среды и внеучебная работа в вузе, техникуме, школе». Пермь, 2001. Т. III..; Она же. Образ европейца в современном российском сознании// РАМИ. Архив публикаций первого Конвента РАМИ 20-21 апреля 2001 г. 10 лет внешней политики России / CD, 2001, http://www.rami.ru/publications/2001-02-24/shushkova.rtf; Лысенко О.В. Политика «возрождения национальной культуры» в регионах ведет к углублению межнациональных противоречий//Российский региональный бюллетень EastWest Insititute. Нью-Йорк, 2002. Т.4. №18.

Copyright © Кафедра культурологии ПГТУ 2007  culture@pstu.ac.ru
Веб-мастер  crov@mail.ru