Риккерт. Науки о природе и науки о культуре.

Как бы широко мы ни понимали эту противоположность, сущ­ность ее всегда остается неизменной: во всех явлениях культу­ры мы всегда найдем воплощение какой-нибудь признанной человеком ценности, ради которой эти явления или созданы, или, если они уже существовали раньше, взлелеяны челове­ком; и наоборот, все, что возникло и выросло само по себе, может быть рассматриваемо вне всякого отношения к ценнос­тям, а если оно и на самом деле есть не что иное, как природа, то и должно быть рассматриваемо таким образом. В объектах культуры, следовательно, заложены (haften) ценности. Мы на­зовем их благами (Guter), чтобы таким образом отличить их как ценные части действительности от самих ценностей как тако­вых, не представляющих собой действительности и от кото­рых мы здесь можем отвлечься. Явления природы мыслятся не как блага, а вне связи с ценностями, и если от объекта куль­туры отнять всякую ценность, то он станет частью простой при­роды. Благодаря такому либо наличному, либо отсутствующе­му отнесению к ценностям мы можем с уверенностью разли­чать два рода объектов, и мы уже потому имеем право делать это, что всякое явление культуры, если отвлечься от заложен­ной в нем ценности, необходимо может быть рассмотрено как стоящее также в связи с природой и, стало быть, как составля­ющее часть природы.

Что же касается рода ценности, превращающей части дей­ствительности в объекты культуры и выделяющей их этим са­мым из природы, то мы должны сказать следующее. О ценнос­тях нельзя говорить, что они существуют или не существуют, но только, что они значат (gelten) или не имеют значимости. Культурная ценность или фактически признается общезначи­мой, или же ее значимость и тем самым более чем чисто инди­видуальное значение объектов, с которыми она связана, по­стулируется, по крайней мере, хоть одним культурным челове­ком. При этом, если иметь в виду культуру в высшем смысле слова, то речь должна идти не об объектах простого желания (Begenren), но о благах, к оценке которых или к работе над ко­торыми мы чувствуем себя более или менее нравственно обя­занными в интересах того общественного целого, в котором мы живем, или по какому-либо другому основанию. Этим самым мы отделяем объекты культуры как от того, что оценивается и желается только инстинктивно (triebartig), так и от того, что имеет ценность блага, если и не на основании одного только инстинк­та, то благодаря прихотям настроения.